«Наше безразличие приводит к появлению таких людей». Психиатр о трагедии в Керчи

О возможных причинах и способах избежать трагедии корреспондент NewsTracker поговорил с психиатром, главным врачом Ставропольской краевой психиатрической больницы №1 Олегом Боевым.

Владислав Росляков — парень 18 лет, который убил 20 человек. По информации СМИ, тихий троечник, в детстве мало общался со сверстниками. Вы как психиатр какие выводы делаете из этой трагедии?

Говорить об импульсивности, внезапности в его действиях не приходится. Он готовился достаточно долго — ожидал совершеннолетия, чтобы купить огнестрельное оружие, видимо, собирал на него деньги. Все было спланировано заранее. Следовательно, подозревать у него наличие острого расстройства, которое приводит к полной невменяемости в определенный момент, тоже не приходится.

С другой стороны, наличие пограничной патологии, неустойчивой психики у человека, может быть, и было с вероятностью 90%. Целью могла быть месть конкретному человеку, возможно, группе людей, товарищей, которые могли нанести ему какую-то обиду. При этом он понимали, что делает.

Такие подростки легко попадают под влияние радикальных идей, в том числе радикальных религиозных представлений. Поэтому, второй вариант, возможно, его могли склонить к этому решению: довести до отчаяния, и другого пути разрешения внутреннего конфликта он для себя не увидел. Довести до такого состояния можно людей с неустойчивой нервной системой, которые не смогли реализоваться, не уверены в себе, сильно обижены на общество — в общем, испытывают сильные эмоции, в том числе агрессию, и не могут с ними справиться.

Говорить о конкретной характерологической черте, которая была ярко выражена, можно, только зная больше подробностей о нем.

Есть информация, что мать Рослякова, ограничивала его контакты со сверстниками — считала, что компания не очень подходящая. Когда родители пытаются так опекать ребенка, это оправданно?

Тотальный контроль, который не позволяет человеку самостоятельно получить опыт ошибок, лишает человека рук и ног. Если человека везде ограждают, он не чувствует результата своих действий не получает необходимый опыт. А значит, неспособен самостоятельно принимать решения. Становится зависимым и несамостоятельным, но при этом очень хочет принимать решения и чего-то в жизни добиваться. Отсюда отклоняющаяся форма поведения, гипертрофированное самопроявление и ожидания от жизни, не соответствующие возможностям. Очень часто так бывает в результате гиперопеки и тотального контроля.

Но это ни в коем случае не значит, что должна быть полная вседоступность. Вот пример — как только ограничили возможность покупки алкоголя до 22 часов, пить стали меньше. То есть разумное ограничение доступности - на пользу человеку. Надо ограничивать, но разумно, давая возможность ребенку получать опыт как успешных, так и ошибочных решений.

По каким признакам можно распознать такой кризис? И может ли человек из повседневного окружения как-то помочь?

Когда мы видим резкие изменения в поведении человека, это значит, у него внутри что-то происходит не так. Вы всегда поймете, когда это неадекватная реакция, неадекватные вопросы или поведение. В таком случае есть смыслы сообщить свои наблюдения людям, ответственным за коллектив. Это кураторы групп, психологи, старосты, начальники факультетов или другие сотрудники.

Если есть достаточно оснований предположить отклонения в психике человека, то можно связаться с врачом-психиатром, чтобы на раннем этапе был шанс диагностировать заболевание и вовремя помочь. Первый признак — это всегда изменение поведения человека, заострение, черт характера, его эмоциональных реакций. Повышается раздражительность, на простые вопросы человек дает более эмоциональные ответы, чем требует ситуация.

Если внутреннее напряжение затягивается надолго, то раздражительность перерастает во вспыльчивость, а потом и в агрессивность, и уже на обычные вопросы вы получаете не просто раздражительность, а жесткое агрессивное поведение. Если контроль совсем теряется, начинается рукоприкладство, и человек позволяет себе нанести физические травмы, например, собеседнику. Еще, например, человек был ответственный, внимательный к себе, настойчивый, хорошо учился. Постепенно успеваемость снизилась, появилась рассеянность. Настойчивость потеряла созидательный акцент, и вместо этого сформировалось приставучее и надоедливое поведение. Исчезло чувство такта при общении с родными и близкими, человек стал нарушать принятые нормы и правила и, позднее, вовсе начал курить, высказывать полукриминальные идеи и совершенствоваться в непослушании родителей.

Или другой вариант. Человек внезапно стал замкнутым, перестал делиться своими переживаниями, мыслями, идеями, планами, соответственно, стал избегать общества, коммуникации, коллектива, общественных мероприятий, дружеского коллектива — значит, что-то происходит не так. Значит, у него в голове есть какие-то мотивации, которые его заставляют так делать. Другой вопрос — они болезненные или же вариант нормы со сверхидеей, в которую он погружен.

Всегда это определенные изменения мышления и эмоционального фона, которые требуют разбирательства. Лучше не стесняться и корректно уточнить у самого человека, если есть опасения.

Кто в группе риска?

Неуверенные в себе люди, у них не очень высокий уровень собственных притязаний, склонные к эмоциональным перепадам. Желают иметь больше, чем готовы трудиться, «хочу» преобладает над «надо». Это могут быть также люди с предрасположенностью к некоторым заболеваниям нервной системы, перенесшие черепно-мозговые травмы или сильные интоксикации с прямым поражением мозга. В группе риска люди, находящиеся в невротических состояниях — тревожных, депрессивных, навязчивых. Таким образом, весь перечень био-психо-социальных факторов влияет на адаптационные резервы мозга и психики человека, определяет устойчивость и возможность преодоления стрессовых, конфликтных ситуаций.

Способны ли вообще школа, семья правильно оценить и адекватно отреагировать на такое состояние человека? Ведь в бытовом общении с неприятными людьми обычно не церемонятся. Насколько общество в таких ситуациях способно само адекватно действовать?

Разве мы неспособны подойти поговорить? Конечно, способны. Другой вопрос, что общество нетерпимо, и молодежь часто нетерпима друг к другу. Если молодые люди чувствуют раздражение, они заводятся и отвечают с еще большим раздражением.

Если видят в человеке замкнутость или небольшую неадекватность, то над ним начинают подтрунивать, а может, и угнетать (психологически и даже физически) - до тех пор, пока человек не уйдет из этого круга общения. Действительно, «странные» люди, с особенностями реакции, не очень удобны в общении, поэтому вызывают отторжение. И выход тут только в том, чтобы общество захотело и было способно себя переломить — себя таких важных, умных, любимых и замечательных - и протянуть руку помощи другому человеку.

Как правило, мы всегда замечаем, что наши друзья или близкие изменились, на интуитивном уровне чувствуем их проблемы. И вот тут очень важно, чтобы появилось желание помочь, ну а дальше понадобятся терпение и навыки коммуникации, которым вполне можно научиться на специальных тренингах.

Исходя из вашей практики, сейчас эти навыки теряются?

Они теряются, когда человек не хочет преодолеть себя и помочь другому. Безусловно, сейчас эти навыки используются меньше. Мы становимся более самостоятельными, обособленными от общества. Позиция «меня не трогайте, а остальное не волнует» приводит к разрушению общественных связей, и в том числе к появлению людей, которых все «проморгали и пропустили».

Насколько эффективны методы психологии в работе с такими подростками — на грани срыва?

Неустойчивая психика у человека формируется не мгновенно, а от месяца-двух до года и больше. Соответственно, если мы хотим добиться позитивных изменений, потребуется длительная, последовательная систематическая работа психолога - только тогда будет результат. Однократная беседа в крайне редких случаях способна оказать влияние, и только там, где человек сам этого хочет.

Как часто психотерапия дает положительные результаты в таких случаях?

Психотерапия срабатывает точно, но сложность в том, чтобы выявить всех, кто нуждается.

Мы работаем с людьми, которые совершают попытки суицида, стараемся всех учесть, максимально тесно, но деликатно с ними взаимодействуем, предлагая помощь. Потому что зачастую они отказываются, говорят, что им помощь не нужна. Наша задача создать все возможные условия, чтобы они согласились. Эта работа проходит достаточно успешно.

На первых порах мы работали только с 12% всех людей, совершивших попытку суицида. Остальные по разным причинам не попадали, отказывались. Сейчас этот процент уже 54%. И в этом наша ключевая задача — увеличить охват группы риска.

Но это только одна группа людей - совершающих суицидальные попытки. Есть еще многие другие группы, которые требуют нашего вмешательства. Это планомерная работа. Этот механизм, к сожалению, скорее, не очень работает, чем работает. Здесь задействована не только медицина. В других областях медицины врачи вышколены - к ним идут, и они оказывают помощь. А вот к врачу-психиатру путь очень длинный и долгий. Сначала ребенка должен посмотреть педагог в школе, затем психолог, затем они должны набраться мужества и отправить его к психиатру. Часто ребенка боятся отправлять к нам, хотя это надо делать с первого шага. А когда вдруг выясняется, что подросток живет с суицидальными мыслями, в школе не знают, как с ним быть и что делать дальше.

Были случаи, когда директора учебных заведений подходили к ним и говорили: «Давай-ка переводись в другую школу, мне такие, с суицидальными попытками, не нужны». И родители с радостью переводили их, потому что вроде как временно проблема решалась — общество его не дергает, и парень может получить шанс восстановиться. Но эта ситуация, к счастью, меняется - сейчас уже об этом много говорят, предпринимается огромные усилия, чтобы механизмы и алгоритмы помощи таким людям были отработаны.

Но статистика по количеству суицидов все равно растет?

В первом полугодии 2018 года был небольшой рост. Но в 2017 году, наоборот, произошло снижение. Был небольшой рост в 2016 — погибших при попытке суицида около 11 человек на 100 тысяч населения. В 2017 году 8,5 человек погибали на каждые 100 тысяч населения.

Но есть еще люди, которые совершают попытки суицида, а их в три раза больше. Если в среднем по краю 250 случаев самоубийства, то попыток - 650-700. Вот с этой группой риска мы сейчас работаем.

Как выявляют людей, с которыми вы потом работаете?

Мы работаем с теми, кто уже совершил попытку. Почему с ними? Потому что это особо выраженная группа риска: в 70% случаев они совершают повторную попытку. К тому же, своим поведением и своими особенностями они способны вовлекать в такое же нездоровое мышление, как у них, свое окружение. У нас разработана система, при которой все медучреждения края при появлении суицидента информируют краевой мониторинговый центр. А центр уже обеспечивает этого человека врачом-психиатром и психологом. Бывали случаи недобровольного лечения, потому что люди могут причинить себе вред или вред окружающим. Если такого опасения нет, предлагают добровольную форму лечения - наблюдение врача, семинарские занятия, коррекционная терапия, прием препаратов, если это необходимо.

Сейчас очень обсуждаем вопрос — можно ли человека, который совершил суицидальную попытку, заставить лечиться, если он не хочет? С одной стороны, человек, совершивший попытку, потом ведёт себя адекватно, понимает, что сделал, говорит: «Извините, с кем не бывает, так случилось».

У медиков другая позиция, и мы ее пропагандируем. Она в том, что далеко не у каждого возникают мысли покончить с собой, а значит, в психике человека, который решился на суицид, есть особенно слабые места, и ему обязательно нужна помощь, ведь на кону зачастую безопасность не только этого человека, но и других людей, и всего общества.

Самоубийство можно сравнить с терактом — это информационная бомба для всех окружающих. Страдают близкие, соседи, родственники, одноклассники, одногруппники, их родители. Эта информационная бомба дестабилизирует человека, выводит его из нормальной психологической колеи, ослабляет возможность адаптации. Поэтому говорить, что самоубийство личное дело каждого, абсолютно неправильно.

Это вопрос, который необходимо решать на уровне государства. И у государства есть эти механизмы, прописанные в законе, где говорится, что, если человек представляет угрозу для своей жизни и для безопасности окружающих, врачи имеют право его лечить недобровольно. Поэтому всех, кто совершил попытку суицида, психиатры имеют право лечить против воли. Другой вопрос, что пока это никто не реализует - этот механизм работает только в критических случаях.